Смерть "Артиста": командир роты разведчиков Максим Пресняков погиб, прикрыв собой солдата

В селе Мошны Черкасской области похоронили 28-летнего капитана Максима Преснякова, командира разведывательной роты 93-й отдельной механизированной бригады. Боец украинской армии с позывным «Артист» погиб 18 января недалеко от села Пески Донецкой области.

С ним прощались в Доме офицеров в поселке Черкасском, где он, выпускник Одесского института сухопутных войск, жил и служил на протяжении последних пяти лет. На церемонию прощания военнослужащие принесли портреты павшего и флаг с надписью «Лучший среди равных», волонтеры и жители поселка — цветы и венки. На следующий день героя похоронили в родном селе, пишут Факты.

С мамой Максима Валентиной Владимировной мы говорили вскоре после похорон. В Мошнах ее сын — первый погибший в зоне АТО.

— Мне тяжело рассказывать о сыне, слезы душат, — признается мать. — Но буду держаться изо всех сил. Хочу быть достойной его памяти.

Валентина Владимировна — сельская учительница украинского языка и литературы, чьи уроки с теплотой вспоминает не одна сотня школьников. Вместе с мужем вырастили двух сыновей, за которых никогда не приходилось краснеть. Младшему, Артему, скоро исполнится 27 лет. Максим был на год старше.

— Главная черта в характере Максима — ответственность, — вздыхает Валентина Владимировна. — Это проявлялось с самого детства, еще когда дети были совсем маленькими. У них с братом небольшая разница в возрасте, но Максим всю жизнь опекал младшего, заботился, защищал от обидчиков. Да ведь и погиб так же — защищая своего бойца, отдал за него жизнь.

По словам матери, Максим всегда помогал родным в домашних заботах. Очень хорошо учился, занимался спортом. Сочинения по английскому писал такие, что учительница сохраняла их «как образец».

— Только не подумайте, что я так хвалю, потому что мой сын! — спохватывается собеседница. — Вам в селе это каждый подтвердит.

Окончив школу с золотой медалью, юноша сначала хотел посвятить жизнь гражданской авиации, выучиться на летчика или авиаконструктора. Но по здравом размышлении выбрал военную службу.

— Максим поступил в Одесский институт сухопутных войск. Много позже сын признался, что выбрал военный вуз, чтобы нашей семье материально было полегче — все-таки стипендия, полное обеспечение, льготы, — продолжает Валентина Владимировна. — Только получилось, что не армия его кормила, а наоборот. Все годы, пока Максим учился и служил в Днепропетровской области, мы возили ему продукты, домашнюю консервацию. Он любил приезжать домой, на каникулы или позже в отпуск. Моментально организовывал бывших одноклассников, ребята собирались на посиделки, ездили на рыбалку. Но и в часть возвращался с удовольствием. Что там говорить — служба сыну нравилась. Оказалось, что у него прирожденные способности быть армейским командиром. Так говорили все ребята, которые учились, служили, а потом воевали вместе с ним. Да я сама это видела и понимала.

С начала июня 2014 года 93-я отдельная механизированная бригада выдвинулась в зону АТО. 28-летний капитан Максим Пресняков командовал разведывательной ротой, в составе которой было около сотни бойцов.

— За эти страшные семь месяцев рота не потеряла ни одного человека! — с гордостью произносит мать. — Разведчики, приезжавшие на похороны, говорили, что Максим, хоть и был моложе некоторых по возрасту, считался в роте отцом родным. Заботился о своих бойцах во всем — начиная от обеспечения продуктами, оборудованием, техникой, вплоть до обучения правильной тактике разведки и боя. Учил всем тонкостям — как вычислять и «накрывать» снайпера, самому оставаться незаметным, брать «языков».

О том, что сын воюет на востоке страны, мы узнали только в августе. До этого он по телефону все время рассказывал нам, что находится в части в Черкасском, служит инструктором, обучает мобилизованных. И вот в конце лета мы с отцом собрались к нему — завезти, как обычно, продуктов, огурчиков-помидорчиков. Позвонили накануне — мол, скоро будем. Голос у него вдруг сделался каким-то растерянным, он неожиданно буркнул: «Вот черт!» И тут же поправился: «Ну конечно, приезжайте, жду вас!» На следующий день сын встречал нас у ворот части. Однако нам показалось странным, что его комната в общежитии выглядела неприбранной и запущенной, как будто в ней давно никто не жил. Мы переночевали, а на следующее утро за сыном зашли товарищи: «Пора ехать». Только тогда он признался, что примчался на пару дней в часть ради нашего приезда. А на самом деле давно воюет в АТО.

Мы с сыночком созванивались регулярно, почти каждый день… — голос матери все-таки сорвался, как она ни крепилась. — Только однажды, в сентябре, связи не было целую неделю, я думала, умру от переживаний. Оказалось, у них разбомбило генератор, нельзя было подзарядить мобильный.

В декабре Максим приезжал в отпуск, по моей просьбе выступил в школе. Рассказывал, в общем-то, всю правду. О том, как они воюют. Что помощи от государства практически никакой, военные части выживают только благодаря населению и волонтерам. Да что там! За все время, пока он находился в зоне военных действий, в части из его зарплаты ежемесячно удерживали по 500 гривен за комнату в общежитии. Говорил, какая это грязная вероломная война, приводил примеры. Показал старшеклассникам приемы рукопашного боя. Мальчишки, да и девчата никак не хотели его отпускать, потом восхищенно говорили мне: «Вот бы такой учитель вел у нас допризывную подготовку!» Я так жалею, что не записала тогда его выступления на диктофон!

— Когда вы последний раз разговаривали с сыном?

— 16 января у нашего папы день рождения. Накануне я говорила с сыном непривычно долго, минут двадцать. Напомнила, чтобы не забыл поздравить отца. На следующий день собрались гости, однако звонка от Максима все не было и не было. Он позвонил лишь к вечеру. Отец, выслушав поздравления, потемнел лицом. Уж потом признался, что Максим — всегда бодрый духом, оптимистичный — произнес: «Сегодня тут пекло». Оказалось, вечером снаряд упал в трех метрах от его землянки. В тот раз ребята уцелели, никого даже не ранило. А 17 января он уже не звонил. Однако длинный гудок шел — мы успокаивались хотя бы этим. Но утром 18 января на звонок ответил чужой голос: «Максима больше нет. Увы, это правда. Его тело лежит здесь, возле меня. Сейчас отправляем его в морг на Красноармейск». Не знаю, каким усилием воли удалось заставить себя не завыть, не закричать. Дома были младший сын с беременной невесткой, я боялась ее испугать.

Мать признается — немало было девчат у сына. Но он все искал ту, что «заглянет ему прямо в сердце». И нашел — в свой последний отпуск, совсем недалеко от родного дома. Возвращаясь в часть, даже менял билет с утреннего поезда на вечерний — чтобы побыть с любимой несколько лишних часов. Мечтал о большой семье, детях, о воинской карьере, летом собирался поступать в военную академию. Но, видно, не судьба была молодым встретиться еще раз. Не судьба была капитану стать генералом…

На похороны приехали сослуживцы Максима — те, кто был в БТРе, при взрыве которого погиб молодой офицер. Родные признаются: ребята говорили немного, были едва живыми от контузий. Привезли каску и тяжеленный бронежилет, принадлежащие командиру. Кусок стали на бронике вырван буквально «с мясом». Осколок гранаты, угодивший в капитана, когда он своим телом в бою прикрывал раненого сержанта, не оставил ему шансов на жизнь.

— Ребята рассказали, что боец, которому Максим спас жизнь, находится в госпитале в очень тяжелом состоянии. Ампутация ноги, гангрена…— вздыхает Валентина Владимировна. — Мы всей семьей молимся за его жизнь. Хочется, чтобы наш сын погиб не зря…

«Кричу ему: „Падай, командир, убьет же!“ А он меня к БТРу за плечи тащит — чтобы быстрее было»

— Максим Пресняков был настоящим, правильным бойцом и командиром, — вспоминает волонтер Лидия Ковалевская. — Я хорошо его знала. Связь с разведчиками мы поддерживаем с начала июня, когда на базе днепропетровского женского добровольческого батальона была создана организация «Волонтерская помощь фронту». Везли в часть все, что могли собрать и купить — продукты, обмундирование, тепловизоры, навигаторы. Среди волонтеров много девушек-студенток, с ними мы часто выезжали на передовую. Могу подтвердить, что Максим был для ребят буквально родным отцом — и для совсем молодых, и даже для тех, кто постарше. Один раз мы с ним просидели в палатке часов пять. Разговаривали обо всем — о жизни, о войне. Хоть по возрасту я гожусь ему в матери, меня поражали его жизненная мудрость, тонкое чувство юмора. Он очень любил украинскую литературу — ну, это не удивительно при такой матери. Хорошо знал творчество Тараса Шевченко, Ивана Франко. И сам писал стихи — хотя признавался, что даже мама об этом не знает. Улыбаться он умел замечательно — одними глазами… 30 декабря мы передали на фронт подарки. 6 января снова поехали. Обстановка там накалялась. Я тогда говорила ребятам, девчата заклинали: «Живите! Мы запрещаем вам умирать!» Да только запрет не помог…

Ребята попали в засаду, выехав на помощь командиру батальона, попавшему в окружение сепаратистов на объекте в Песках. Однако я думаю, что охота шла именно на Максима. О разведчике с позывным «Артист» в АТО ходили легенды, за него, живого или мертвого, сепаратисты объявили солидное вознаграждение. Комбат совершил ошибку, вызвав Преснякова по позывному. Разговоры-то прослушиваются! Нужно было называть как-то по-другому.

Бойцы ехали на двух бронемашинах, по четыре-пять человек в каждой. Первая машина подорвалась на фугасе. Командир Максим Пресняков сидел сверху на броне, потому что единственный был в бронежилете. Дело в том, что внутри в боевой машины сидеть в брониках тесновато, влезать-вылезать трудно. После взрыва бронемашину резко развернуло в сторону, капитана отшвырнуло на несколько метров, следом за ним из люка десантного отсека выкинуло другого бойца. Контуженный, командир успел вытащить из машины еще одного. Механик-водитель самостоятельно выйти не мог, ноги защемило искореженным металлом. Когда сзади раздались выстрелы из ПЗРК, Максим кинулся к кабине, прикрыл собой бойца, потом понемногу начал освобождать его из «плена». Наверняка он был уверен, что бронежилет (хорошего качества, мы сами ему покупали) станет спасением для него самого и для раненого. Ему почти удалось оттянуть парня от линии огня, когда сверху их накрыло очередной очередью. Говорят, Максим погиб мгновенно…

В ходе боя сепаратисты намеревались взять украинцев в плен или хотя бы завладеть телом погибшего. Но тут на помощь подоспели бойцы со второго БТРа, оставшегося неповрежденным. На нем удалось уехать.

*Боевые побратимы Максима Преснякова говорят, что для своей роты Максим (первый слева) был, как говорится, отцом родным и заботился обо всем — от обеспечения продуктами до изучения тактики разведки. В целях безопасности бойцы, которые до сих пор находятся в зоне АТО, просят не показывать их лиц

Бойца, которого командир спас ценой своей жизни, журналист «ФАКТОВ» навестила в Киевском военном госпитале в отделении гнойной хирургии на следующий день после очередной операции. Самые тяжкие дни, когда медики всерьез опасались за его жизнь, миновали. К 23-летнему Эдуарду Панченко наконец-то стали пускать посетителей.

— Это была не первая операция, — слабо улыбнувшись в знак приветствия, раненый откинулся на подушку. — В Днепропетровском госпитале, куда я попал после ранения, мне ампутировали ногу. Потом оказалось, что в организм попала инфекция, нужно резать еще выше. Перевели в Киев — здесь, говорят, оборудование получше. Да и таких, как я, «гнойных», меньше. Там 60 человек, а здесь всего трое.

О случившемся боец рассказывает обстоятельно. Несмотря на боль и большую кровопотерю, сознания в те страшные минуты не потерял, запомнил все до мельчайших подробностей.

— После мобилизации летом я рвался в 25-ю десантную бригаду, где служил срочную службу, — продолжает Эдуард Панченко. — Но она уже была полностью укомплектована, мест не было, предложили идти в разведку. Базировались в районе Песков, выезжали на задания. Несколько раз ездили в аэропорт, сопровождали боеприпасы. В тот день нужно было ехать на село Тоненькое двумя группами — помочь комбригу. Нам указали координаты огневых точек — мол, там человек пятнадцать наших, держат точку. Им нужно подкрепление.

Уже на выезде случилось небольшое ЧП. Моя машина ударилась о бордюр, соскочила гусеница. Мы быстро ее поставили, конечно, но все равно это было как дурной знак.

Приехали на указанное место — там никакой стрельбы, тишина. Кругом разбитые машины. Только развернулись — вдруг взрыв прямо под машиной. И выстрелы из гранатомета. Спустя мгновение я понял, что не чувствую ног. Командир стал меня вытаскивать. Тянул-тянул, вытащил из кабины. Я стоять не мог, падал. Кругом выстрелы, гранаты, ракеты из «Градов» ложатся, минометный обстрел. Такого даже в кино не видел. Кричу ему: «Падай, командир, убьет же!» Но он не падал, обнял меня за плечи, тащил — чтобы быстрее было. Назад по дороге, где вторая машина.

Потом очередная серия взрывов — и он упал прямо возле меня. Но не по своей воле. Я чуть-чуть полежал рядом с ним. Сепары, наверное, подумали, что мы оба убиты. Силы закончились. Ноги превратились в кровавую кашу. Голова кружилась, много крови потерял. Хотелось замереть и не двигаться. И тут откуда-то я услышал голос товарища: «Давай, брат, ползи! У тебя через два месяца сын родится!» Я напрягся и пополз из последних сил. Как добрался до второй машины — не знаю. Стемнело, никакого подкрепления нам не прислали. Потом туда же поднесли тело командира. Помню, я его обнял — и машина полетела назад, на исходную точку. Слава Богу, была на ходу. Первая машина так там и осталась…

*Самые тяжкие дни, когда медики всерьез опасались за жизнь 23-летнего Эдуарда Панченко, миновали. После нескольких операций боец, спасенный своим командиром, постепенно начинает идти на поправку (фото автора)

Жена сегодня приезжает, — голос бойца теплеет. — Соскучился, сколько не виделись… Ей сейчас непросто — все-таки седьмой месяц беременности. Но ничего, волонтеры обещали помочь, даже жилье для нее нашли. Что родится сын — мы с ней знаем точно. Уже и имя придумали.

P.S. Капитану Максиму Преснякову посмертно присвоено звание майора.